Зато сфера королевской и герцогской власти обрисована в высшей степени подробно. Королю бесспорно принадлежат все права верховной власти, как она понималась в варварском государстве: высшая военная и судебная власть, право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, верховный мундиум, который выражается, между прочим, в многочисленных статьях о королевской опеке над женщинами (лишившимися по какой-либо причине мундиума родных), над переселенцами, людьми бедными и беззащитными и т.д. [102]. Все члены лангобардского племени рассматриваются в эдикте как подданные короля, которому они обязаны беспрекословно повиноваться. Убийство по приказанию короля считается вполне законным деянием, и наследники убитого не имеют права предъявлять к убийце какие бы то ни было претензии [103], в то время как всякое иное убийство рассматривается как преступление и карается уплатой вергельда [104]. Мотивировка законности убийства по королевскому повелению тоже свидетельствует о понимании власти короля в качестве верховной власти: "так как мы полагаем, что сердца королей в руце божией, то немыслимо, чтобы какой-либо человек мог очистить (т.е. оправдать на суде) того, кого король приказал убить" [104]. И целый ряд других деяний (избиение и связывание свободных) тоже квалифицируется как преступление, если только они совершены не по королевскому приказанию[105].
Столь значительная сила королевской власти была возможна лишь при наличии у короля достаточной материальной базы, военной опоры и административного персонала. Однако во всех этих сферах власгь лангобардского короля пересекалась с властью герцогов, и в этом пересечении и отчасти взаимном переплетении обеих властей и заключается уже отмеченное выше своеобразие политической структуры лангобардского государства. Уступка половины земельных владений, сделанная герцогами в пользу короля при избрании Аутари, заложила, правда, основы упомянутой материальной базы королевской власти однако далеко не во всех герцогствах эта уступка была проведена в жизнь в полной пере, а в некоторых (как Сполето и Беневент) она и вовсе не была осуществлена, и в основном раздел герцогских и королевских владений ограничился главным образом пределами северо-западной Италии. Поэтому короли, начиная с Аутари, стремились к увеличению своих личных владений путем завоевания, а во вновь завоеванных областях (в Пьяченце, Парне, Реджио, в городах Тусции и Лигурийского побережья) они либо совершенно не назначали герцогов, либо использовали всякое их восстание как повод для их смещения и назначения своих ставленников. Во всяком случае уже выделение половины герцогских земель дало в руки короля значительные территории из числа бывших частных владений герцогов, бывшего императорского земельного фонда и, наконец, обширные рекультивированные пространства. Завоевания еще более укрепили эту материальную базу королевской власти. Рука об руку с этим укреплением шло и стремление королей присвоить себе право назначения герцогов, которое отразилось и в статье эдикта Ротари, карающей смертной казнью "всякого, кто поднимет в войске мятеж против своего герцога или против того, кто назначен королем для командования войском" [106].
Однако наряду с такими герцогами, которые и в самом деле постепенно превращались в должностных лиц короля, существовали герцоги, объем власти которых приближался к королевской. Не говоря уже о фактически самостоятельных герцогах Сполето и Беневента, которые именовали себя соответствующим образом (summus dox gentis Langobardorum), и многие другие герцоги вовсе не были командирами королевских войск и судебно-политическими агентами короля, а обладали и сами целым рядом прав, присущих королевской власти: правом созывать военное ополчение в пределах своего герцогства (Heerbann) правда, по поручению короля, - высшей судебной и политической властью (но не законодательной), ограниченной лишь правом всякого свободного лангобарда апеллировать к королевскому суду. У герцогов, так же как и у королей, были свои дружины, и они (как и короли) делали земельные пожалования своим дружинникам и слугам; они взимали в свою пользу часть судебных штрафов, хотя в этом отношении их доходы уступали королевским, так как поступления в пользу короля как верховного судьи, политического властителя и высшего носителя мундиума были крайне многообразны (сюда входила значительная часть вергельдов и штрафов, выморочное наследство, или его доли, конфискованное имущество, рабы и рабыни, обращенные в рабство за какие-либо проступки, и пр.) [107]. Право чеканки монеты тоже принадлежало одному только королю [108], так же как и право объявления войны и заключения мира; его на деле некоторые герцоги - в особенности Сполетский и Беневентский (но и не только они) вели иногда и самостоятельную внешнюю политику: недаром папа Григорий I обращался к королю Агилульфу, чтобы тот приказал своим герцогам соблюдать условия перемирия.
То же пересечение королевских и герцогских прав можно наблюдать и в порядке функционирования административного аппарата короля. Главные представители этого аппарата - гастальды - выступают в двойной роли управителей королевских имений и судебно-политических агентов короля. Там, где королевские владения расположены были в пределах герцогств, гастальд был конкурирующей герцогом, но низшей судебной инстанцией. Эдикт Ротари, отражающий именно этот этап во взаимоотношении герцогов и гастальдов, - характерный для раннего периода истории лангобардского государства, - подчеркивает, что свободный лангобард (exercitalis) может жаловаться на несправедливость гастальда герцогу и на несправедливость герцога - гастальду; однако разбор жалобы на гастальда герцог производит сам, в то время как жалобу на герцога гастальд не имеет нрава разобрать самолично, а должен довести дело до сведения заинтересованного герцога или короля [109]. В ходе исторического процесса такие гастальды, в пределах герцогства все больше и больше отступали на задний план перед герцогами. Зато там, где герцоги совершенно отсутствовали (что имело место в более позднее время, когда короли стремились в некоторых областях совсем не назначать герцогов), гастальды, собственно, заняли постепенно место герцогов, и их власть стала распространяться на всю территорию бывших римских городских округов, которым в территориальном отношении) и соответствовали лангобардские герцогства. В самостоятельных герцогствах - Сполето и Беневент - гастальды являлись должностными лицами герцогов, а не короля. Компетенция герцогов, которые превратились в должностных лиц короля, очень близка к компетенции гастальдов. И герцогов этого типа, и гастальдов лангобардское законодательство часто обозначает одним и теми же термином - judices [110] - по одной из их основных функций - судебной. Гастальды были, однако, одновременно и управителями королевских имений. В какой мере их судебная власть пропитана частноправовыми представлениями, - вернее, неотделима от ее частнохозяйственной основы, - видно из того, что и герцог, и гастальд, и его помощник скульдахий (непосредственный управляющий отдельным королевским поместьем, наделенный судебной властью в сельской территории в отличие от гастальдов и герцогов, творящих суд в городах) несут личную ответственность перед потерпевшими или истцом в случае несправедливого решения тяжбы или нерадивого исполнения своих обязанностей, небрежного ведения дела [111]. За все это перечисленные должностные лица уплачивают штраф в пользу потерпевшей стороны. Должность гастальдов не пожизненна, их назначение и смещение зависит от короля. Король стремится всячески ограничить хозяйственную самостоятельность гастальда, задержать процесс его обогащения и пресечь возможные злоупотребления с его стороны, вызванные пристрастностью; с этой целью он запрещает гастальду, после того как тот вступил в управление королевскими имениями, принимать от кого бы то ни было дарения без подтверждения их особой королевской грамотой [112]. Остальные помощники гастальда - сотники (centenarii, locopsiti), объединяемые общим термином actores regis, составляли вместе с скульдахием низший административный персонал короля в отличие от высшего - герцогов и гастальдов. Однако и их жизнь защищена очень высоким вергельдом - в 800 солидов. Любопытно, что числовое выр